Малярия
В моей комнате в доме Майны стояла кровать с большой антимоскитной сеткой. Перед поездкой я сделал прививку от желтой лихорадки, но от малярии, которой очень опасался, ничего не пил. Прочитал, что таблетки от малярии вызывают побочные эффекты, сравнимые с самой малярией. Да и лекарства в российских аптеках тяжело найти. Так что я решил в случае чего лечиться по факту заболевания. Майна успокоил, что в том районе комаров немного, да и, к тому же, все спят под сеткой, куда ни один комар не может попасть. Классная штука, эта сетка, пригодится на лето, подумал я.
Малярия для нас, сказали ребята, — дело обычное, вроде насморка. Заболел малярией — тебе врач таблетки выписал, и лечись.
Майна в детстве часто болел малярией — в родительском доме были щели, куда залетали комары. «Часто болел малярией в детстве», — смешно звучит, правда? Я-то всегда думал, что это смертельная болезнь.
Настоящие проблемы
В результате нашего приключения накануне машина, которую Майна брал на прокат, сломалась окончательно. Починить её стоило 400 евро. Даже для меня это немалые деньги. У Майны же всего было 200 долларов накоплений, плюс я дал ему 200 долларов — вроде как, за еду на месяц вперед. Потратив их, он остался вообще без денег. Тогда он мне сказал: я даже не хочу думать, где починить дешевле, проще отдать все деньги, чтобы поскорее распрощаться с этой проблемой и сконцентрироваться только на тренировках.
Тренировки для него — это всё. Чем выше его форма, тем больше денег он способен заработать на стартах в Европе, а от этого зависит то, как они будут жить весь год. Поэтому все проблемы он старается пропускать мимо себя, потому что эмоциональные волнения, стресс — это тоже трата сил, в том числе физических. Так что, учитывая их жизнь, наши приключения с автомобилем — ерунда.
Заброшенная школа
Как-то я набрёл на заброшенное здание государственной школы. Домик полуразрушенный, классы выглядят, как помещение колонии. Доски, исписанные математическими неравенствами или примерами английских неправильных глаголов, сдвинутые парты, разбросанные стулья — всё это создавало ощущение неожиданно прерванного урока.
Оказалось, что это вовсе не заброшенная школа, а самая настоящая действующая. А детей нет, потому что все на каникулах. Режим у них не как у нас — три месяца обучения, месяц каникулы, и так далее. Майна сказал, что образование в государственных школах ужасное, и поэтому он отдал своих детей в частную, которая чуть лучше государственной.
Гордость нации
Насколько я понял, в Кении нет никакой государственной поддержки бегунов, даже самых топовых. Вся поддержка — либо от спонсоров, либо от менеджеров. Если менеджер уверен в Майне как в бегуне, он оплатит ему дорогу, даст денег на старт, а Майна вернет эти деньги с выигрыша.
В России другая крайность — у нас чересчур сильная государственная поддержка профессионального спорта. Профессионал у нас может попасть на ставку с самого детства и не слезать с неё до окончания беговой карьеры. Я не берусь оценивать, хорошо это или плохо, но отсутствие самоокупаемости российского спорта, на мой взгляд, связано в первую очередь с этим.
В Кении — кем бы ты ни был, государство тебе не поможет. Однако там сильно развита частная поддержка. Полно тренировочных лагерей для групп сильных спортсменов. Например, есть такой ирландский священник Кольм О’Коннелл (тренер чемпиона мира 2011 года Давида Рудиша, победителя Олимпийских игр 2016 года в забеге на 800 м, — прим.ред.), который с 1976 года живет и преподает в Итене. Его прозвали «the Godfather of Kenyan running», потому что он открыл там огромное количество тренировочных лагерей, школ и подготовил не один десяток сильнейших атлетов мира.
Есть и не самые честные менеджеры, которые пытаются заработать на кенийских спортсменах.
По рассказам Майны, раньше многие бегуны были настолько необразованны, что даже не могли правильно посчитать, какой процент от выигрыша им положен.
Этим пользовались недобросовестные менеджеры, которые платили бегунам меньше, чем они договаривались. Допинговые скандалы с кенийскими атлетами, я уверен, тоже берут свои корни в алчности подобных менеджеров.
У них есть национальный герой, марафонец Кипсанг (Уилсон Кипсанг, политик, легкоатлет, лучший марафонец 2013 года по версии AIMS, — прим.ред.), который бежит очень близко к текущему мировому рекорду (а когда-то обладал им сам) и работает в парламенте. Действительно хороший спортсмен, сейчас тоже оказывает поддержку бегунам в Кении, тренируется с ними, а также продвигает некоторые идеи через парламент. Его очень уважают и любят, и многие кенийские спортсмены тренируются вместе с ним в надежде, что таким образом тоже смогут достичь успеха.
Мзунгу
Мне было интересно, как кенийцы относятся к белым. На мой вопрос Элам ответил: «Как мы можем относиться к белым, когда они руководят здесь всем бизнесом? Они наши боссы, а к начальникам мы относимся с уважением». Кенийцы видят в белых образованных людей с деньгами. Кения — бывшая британская колония, получившая свободу всего чуть больше полувека назад, но, несмотря на это, у них тёплое и добродушное отношение к европейцам, что я ощутил на себе. Если в Найроби белым цветом кожи никого особо не удивишь, то в тех местах, где я жил, я был пришельцем даже для стариков.
Майна сразу предупредил меня, что все, особенно дети, будут называть меня «мзунгу» — белый человек. Так и было: стоило мне где-нибудь появиться, как тут же сбегались дети и глазели на меня, пришельца. Три самые популярные фразы, которые я от них слышал в свой адрес, были «Mzungu», «Hello», «How are you?», а слышал я это каждый день на каждой пробежке. Однажды мне встретился мальчик, который, разглядывая меня широченными глазами, дергал маму за юбку и кричал: «Мама, посмотри! Это же мзунгу! Мзунгу!» Затем с видимым удовольствием потрогал меня. Реакция взрослых не сильно отличалась от детской.
В те первые дни путешествия в деревню, проезжая места со скоплением людей, стоило мне опустить тонированное стекло автомобиля, как я тут же чувствовал себя героем Джейми Фокса из фильма Тарантино «Джанго освобожденный»: он едет, а все кричат, это ж ниггер на лошади! Только в моей ситуации смотрели на меня и тыкали в меня пальцем: это ж мзунгу в машине! Впрочем, именно так я себя и чувствовал: мзунгу и есть.