Как я выгляжу?
Я знаю, что у меня седые виски уже. И, мне кажется, я если не атлетичный, то, по крайней мере, подтянутый. Регистрируя на марафон, меня записали в графу 25-30 лет — говорят, вы не выглядите старше; что сказать, приятно. В январе мне исполняется 37. Нормально, как бабочка порхаю. Лишний вес ушел, я разбегался. Напарник говорит: ты скоро ходить разучишься, постоянно бегаешь.
Одежду мне подбирает жена. На работу надеваю костюм или пиджак, в повседневности — батник и брюки-джинсы, чтоб, когда на стуле сидишь, сильно не вытирались брючины. Но, в основном, ношу спортивное. Спортивное выбирать вообще не проблема — сейчас куча ребят бегают и могут посоветовать кроссовки или тайтсы.
Кстати, не понимаю, какой смысл надевать шорты поверх тайтсов? Тайтсы предназначены, чтобы не держать лишнюю влагу, когда ты останавливаешься, чтобы тебя не продуло. Если сверху еще шорты, влага оседает в них и все равно продувает мочеполовую систему. А это очень серьезно. Надо определиться: либо бегаешь в тайтсах, либо в классических штанах спортивных.
Начало
Десять лет назад я начал бегать. Я тогда был тяжелый, 117 килограммов, и после больницы неокрепший, без мышц. После лечения врача-корейца я осознал, что надо диету ввести, физические нагрузки подключать. Мы с семьей жили на пятом этаже, и я туда взбирался в три подхода, так как сердце выпрыгивало из груди и дышать было невозможно. Когда попробовал первый раз отжаться от пола, смог только лечь — и на этом отжимание закончилось.
Беговая дорожка, оптимальная в моем положении, меня и до болезни всегда смущала; поставить в квартире ее было некуда. Рядом с домом у нас был участок идеально ровной дороги, которую всегда дворники мели. Ровно 50 метров. Я туда проволоку натянул, кусок трубы сверху надел — получилась такая «направляйка». Сначала ходил, потому что мозжечок еще не привык. Впервые пробежавшись, думал, легкие выплюну: с непривычки все горело — органы-то обновились. Прохожие говорили: вот дурак, мало того, что не видит, еще и лоб расшибет. Хотелось все бросить. Но потихоньку, с 50 метров, дошел до полутора километров.
Бегал два-три раза в неделю, в зависимости от сезона — в Хабаровске все время снежит. Важно было не упасть, потому что с одной стороны забор металлический: если упадешь, то головой об него приложишься. Со временем стало получаться пять раз отжиматься, потом десять, потом приседания на свежем воздухе.
Сочи
Ребенок пошел в первый класс, и мы задумались о переезде куда-нибудь: в Хабаровске жесткий климат, все время ходишь с отмороженным веками, да и продукты питания ужасные. В Москве с работой, вроде, полегче, а для жилья не очень. Врачи советовали более мягкий климат, потому что у меня нет своей слезы, так называемый синдром сухого глаза, и я постоянно капаю. И мы выбрали Сочи.
Астральный портрет человека
Я начал рисовать больше 20 лет назад, еще до болезни, — искусствоведы называет это новым стилем. Пишу в четырех разных направлениях: первый, графические символы — маркерами. Второй — астральные портреты или индивидуальные графические символы, формируемые по дате рождения, это в математике называется линейные зависимости. Третий — это когда я рисую кистью без «подгляда». Четвертый — это когда я рисую кистью и нет подгляда, но есть точные элементы, которые я потому могу маркером дорисовать, когда есть возможность.
Я не отличаю друг от друга темно-синий, синий, черный, серый — все в одну палитру, в зависимости от освещения и от контрастности. Красный и розовый тоже воедино сливаются. Красный, белый и черный между собой для меня различны — как взял в руки маркер в первый день, так и начал рисовать в трех цветах.
Бегун-физкультурник
Когда я начал бегать три-пять километров, то заметил, что во время бега у меня перестают болеть глаза. И потом еще после пробежки больше часа не болят. Итого, в среднем, два часа можно прожить без боли. Когда я это понял, то задумался о марафоне. Но я стараюсь быть здравомыслящим человеком: я не спортсмен, а физкультурник. Я всегда бегаю в зоне комфорта: если с утра себя чувствую неважно, вообще никуда не побегу. Я по своей физиологии стайер, могу в одном темпе долго бежать. Потому мне нравится политика Контрольного забега (ежемесячные сочинские старты на 3 км, 5 км и 10 км, — прим. ред.): это, прежде всего, бег для себя.
Принцип аукциона
Я не осуждаю людей, у которых нет никаких препятствий для полноценных занятий спортом. Это как эпизод с аукционом в кино-трилогии Джеки Чана «Доспехи бога»: когда у человека что-то есть, у него одно отношение к этому, когда он это теряет — совершенно другое. Человек сам себе хозяин.
В Бронницах, когда мы полумарафон пробежали, на лавочке дедушка один сидел; говорит: начал бегать в 50 лет, когда врачи сказали, что ходить не сможет. Это, говорит, меня так взбесило, не дождетесь! И стал бегать. Ко мне же это тоже пришло не сразу. Чтобы начать бегать, мне пришлось разучиться ходить.
Я сам себя мотивирую. Меня мотивируют ребята из «Марафона в темноте». А один знакомый зрячий говорит мне: я бегать тоже начну, потому что на тебя смотрю и себя ущербным чувствую.
Марафон
К марафону я поначалу собирался готовиться только на следующий год, а в этом году хотел ограничиться «половинкой» в Бронницах. Но там понял, что набег у меня хороший: я вечером могу пробежать 32 км, утром 10 км, то есть, суточный, выходит, 42 км. Подумал, что готов к марафону — если что, сойду с дистанции. Ясно, что такую дистанцию я один не осилю. Среди пейсеров был Владимир Волошин (предприниматель, бизнес-коуч, Ironman, — прим. ред.), и он согласился быть моим лидером, бежал впереди, на расстоянии метра от меня. Справа и слева от меня бежали Мирхан Сагитов (сочинский триатлет, — прим. ред.) и мой товарищ из бегового клуба Максим. Я был в этой троице, как в коридоре.
Волошин озвучивал: остался 41 км, осталось 40 км, осталось 39 км, — и было не по себе, оттого что так много еще впереди. Но я к тому времени подымался на гору Ахун вместе со скайраннерами (Sochi Skyrunning Team, бегуны из Сочи, которые взбираются по горам, — прим.ред.): десять километров вниз, десять — вверх. Плюс, я шесть полумарафонов до этого сделал. К тому же, с собой было мое изобретение — глазной гидратор, чтобы брызгать лекарство в глаза. Что такое «стена» часто слышал на тренировках и читал в статьях, но мне не пришлось с ней столкнуться: я правильно рассчитал силы, выбрал верный темп. И была очень хорошая поддержка от лидера: Владимир заранее говорил мне, где колодцы и выбоины, за это ему спасибо. А мои одноклубники Мирхан и Максим охраняли и не давали другим бегунам меня подрезать. Короче, из всех участников марафона я финишировал в числе первых 260 человек — за 4 часа 11 минут.
Изнанка марафона
На прямых участках я бежал за лидером вслепую, что сильно помогло мне не сжечь роговицу каплями. На таких «слепых» участках энергозатраты эмоциональные колоссальные: лидер не знает, что я в этот момент вслепую бегу, и его надо особенно внимательно слушать поэтому, слушать, как он дышит. Мирхан и Максим слева и справа цепляются локтями, это помогает не уйти влево или вправо. Ты в «безопасном треугольнике», с которым роднишься с каждым новым километром. А зрители у трассы выкрикивают: Серега, давай! — и этим дают очертание трассы, понимание, куда примерно бежать. Звук открывает третий глаз.
Когда глаза закрываешь, тебя словно в футуристическую капсулу засовывают. Это как будто ты в параллельном мире, это как сон. Не понимаешь, то ли это с тобой происходит, то ли не с тобой. Адреналин вырабатывается от осознания того, что ты это делаешь. Мозг начинает работать, как суперкомпьютер, не успеваешь за своими мыслями: они хватают воздух, слушают людей, ставят стопу, как положено. Локотки, лидер впереди, умывание глаз, дыхание.
Для большинства людей, которые пробежали марафон, это всего лишь дистанция, ничего в ней нет — ну, что-то кому-то доказали. Но я никому ничего не доказываю и ни с кем не соревнуюсь — мои соревнования прошли на больничной койке.
Я живу. Это моя жизнь. Сказка для взрослых про преодоление себя.
Один день Сергея Гриня
В 2002 я закончил Дальневосточный лесотехнический институт при Хабаровском университете, но не закончил военную кафедру — с военкомом поругался. Ему в этот день никто не наливал, ну и, слово за слово, он решил отправить меня в армию служить. Я те планы испортил: женился и устроился на работу по контракту в пенитенциарную систему (это система исполнения наказаний), в колонию общего режима. Меня туда с удовольствием взяли в цеха лесообработки, потому что я лесоинженер, а мало кто с высшим образованием идет на такую работу. А через год после свадьбы у меня родился сын, Максим.
Колония делилась на две части: жилая зона и промзона. В промзоне все начальники цехов были офицеры. Два мастера — вольнонаемные технологи, а все рабочие — это осужденные. Так как колония общего режима, сроки были до десяти лет, в среднем это от трех до пяти лет.
Если ты офицер производства, а не офицер безопасности, то отношение к тебе заключенных помягче, тебя не воспринимают в штыки. На производстве и режим чуть-чуть попроще, а, если ты относишься к ним как к рабочим, а не как к зекам, то и сработаться можно. После того, как ты с человеком месяца два лично пообщался, у тебя о нем как о рабочем складывается неплохое мнение. А потом из материалов дела узнаешь, что у него уже третья судимость, и он, оказывается, шесть человек на тот свет отправил. Двоякое ощущение складывается, конечно.
В колонии высшего режима, в звании лейтенанта, я проработал два с половиной года. Из-за маленькой зарплаты и отсутствия карьерного роста уволился. Некоторое время работал на лесозаготовках по специальности. Условия тоже не аховские, если зима — это минус 35, а если идет отгрузка барж, то тебе надо за судоходный период как можно больше барж отгрузить. В шесть утра подъем и отбой в шесть утра, сутки на ногах: пока последняя баржа не уйдет, ты и сам никуда не уйдешь. По такому принципу работают все: на пирсе и живут, и едят. Совсем не виделся с семьей — это вахтовый метод работы. Работали практически бесплатно, потом зарплату стали задерживать, потом частями выдавать по российской традиции. Пришлось уйти.
Жизнь в раю под чёрным солнцем
Мне было 26 лет. Стоял декабрь. Я немножко простыл и выпил быстрорастворимый парацетамол. А утром обнаружил сыпь по плечу, вроде как аллергия. Скорая поставила диагноз — коревая краснуха. Меня отвезли на госпитализацию, оттуда — в приемную реанимации. В течение десяти минут я скинул сто процентов кожного покрова. Как выяснилось впоследствии, у меня очень редкий, сложно диагностируемый синдром Лайела — самая сильная аллергическая реакция на медикаменты.
Человек имеет две системы в организме. Первая — это саморазрушение, которое запускается по любому поводу и без повода. Вторая — это система самовосстановления и сохранения. Она запускается только в редких случаях на грани жизни и смерти. У меня запустился именно этот механизм: прежде всего, отсутствие испуга, страха, то есть защитная реакция, чтобы сам себя не загнал. Дальше начался переход в неосознанное, потому что начал действовать морфин, который бесконтрольно кололи, потому что думали, что я умру. Первый от него этап — эйфория и блаженство, а, когда преодолена точка дозировки, начинается психоз мании преследования.
При синдроме Лайела поражается всё — щеки, слизистая глаз, мочеполовая система, сердце, пищевод, желудок. Во рту могла лишь соломинка проходить. Сидел на подпитке медикаментозной. За месяц скинул вес с 82 до 38 кг.
Морфин
Ну и сидел на морфиновой игле. Раньше с подобным сталкивался только в колонии, когда работал. Как-то они наркотики с воли добывали: за время, что я работал, две передозировки были. И в школе у меня пара одноклассников скололись.
За время в больнице я проанализировал всю информацию, которую на протяжении 26 лет получал о наркозависимости. Пригодилось все, что я случайно услышал или мельком прочитал. За месяц до Москвы я поборол зависимость.
Забыл
При синдроме Лайела офтальмолог должен с первого дня наблюдать пациента, потому что поражение кожных покровов и, соответственно, роговицы. Ко мне офтальмолог пришел на 31-е сутки. Так как сошла кожа, веки завернулись внутрь, а ресницы, как пила, изрезали роговицу; попала инфекция, образовалось бельмо на обоих глазах, а про офтальмологическую линзу, рассчитанную на три дня, забыли там на месяц, и в Москве мне в травмпункте ее лазером удаляли.
Большой
В Москве, стараниями тещи, я лежал в Гельмгольца (Московский НИИ глазных болезней им. Гельмгольца, — прим.ред.). Я уже полностью не видел, и врачи меня предупредили, что никто о моем зрении первое время даже не будет думать — прежде всего надо снять болевой синдром, закрыть источник инфекции. В Москве, как в сказке, через неделю глаза перестали болеть. Еще через две недели закрылись трофические язвы.
Спустя два месяца меня уже выписывали с весом 117 кг. Я звонил жене и говорил, что буду в трико и в майке — это были единственные вещи, которые на меня налезли. Благодаря гормону дексаметазон, который есть в 95 процентах всех глазных лекарств, запустился механизм восстановления, с побочным явлением — неконтролируемым чувством голода. В больнице кормили хорошо, да еще носили передачи от родственников, так что мой обеденный рацион был таким: курица-гриль, полпалки колбасы, два-три пирожка, пара яблок, ну и попутно еще печенье, шоколадки и так далее. Вот и набрал адский вес. Мой сын говорил: вот это у папы щеки.
Теща устроила к врачу-корейцу, который приехал туда лечить посла Северной Кореи. И вот он меня месяц лечил и давал ЦУ, как без вреда для здоровья скинуть свой вес хотя бы до 80 кг. Мышц вообще не было, и, как он тогда говорил, надо было планировать для себя за 10 лет скинуть вес. Я за 10 лет без «обвисания» скинул до 70 кг. В январе этого года я был 85, это вот за девять месяцев уже 14 кг скинул. Но это уже чисто так беговые, подсушился.
Память
Но книжку я написал, пока еще была свежа память, просто стуча по клавиатуре — был системный блок, клавиатура и колонки, монитора не было. У меня есть исходник — с опечатками, лишними пробелами, видно, что человек учился печатать, пока писал книгу, и именно так напечатал. Издатель говорит, что, если бы редакторы разрешали так делать, было бы классно напечатать исходник, как есть.
Система
Глаза болят, а руки делают, я так всегда говорю. Главное подход. Первые месяцы, когда личностная ломка идет, главное — обслуживать себя самого получается, потому что не хочется быть обузой. Когда жена первый раз попросила почистить картошку, я даже распсиховался. Остыл, подумал, почистил картошку. Стал дома убирать систематически, потому что жена одна работала.
Подошел к вопросу с технической точки зрения. Все, что вокруг нас происходит, есть технологические процессы: их надо разбить на операции и выполнять. Мой институтский учитель говорил, что высшее специальное образование дается человеку не для того, чтобы он мог что-то одно делать, но чтобы смог ответить, когда встает вопрос, используя литературу или другую информацию.
Отладил процесс так, что, когда понадобилась помощь бабушке жены, с закрытыми глазами мог подушку положить, приготовить еду, накормить и так далее. Мне и до болезни нравилось готовить. Огонь сейчас — это электроподжиг, резать — не проблема: как я шучу, мне лук-то не страшен, я плакать не могу. Чистить тоже легко — сейчас ножи очень хорошие. Вообще занятия на мелкую моторику очень полезны, даже при моей небольшой анемии — некоторые знакомые тотальники (тотально слепые, — прим.ред.) бисер собирают. Это такая бытовая реабилитация.
Чувства
Был случай в больнице. Нас лежало шестеро в палате. У меня оба глаза не видели, и по звукам и запахам я всех, с кем лежал, идентифицировал. Через неделю открывают правый глаз — и вижу очертания и комплекцию пяти человек передо мной на кровати. Говорят: угадывай, кто есть кто. Думал, сейчас легко каждого определю по особенностям, по одышке или акценту, — и никого не угадал. Тот, что с акцентом говорил, был русский, только вырос в Дагестане и с детства так и остался акцент. Тот, что был здоровый и толстый, обладал очень милым голосом, а тот, кто с одышкой — на самом деле, был человек с болезнью сердца. Стал учиться запоминать людей по-новому.
Пытался учить язык Брайля, но у меня кончики пальцев остались немножко нечувствительные. Даже и сейчас я не всегда на футболке могу прощупать шов. Так что Брайль «не пошел». Познакомился в обществе слепых в Хабаровске с человеком, который ставил на телефоны так называемые скринридеры — программы голосового вывода информации.
Конечно, 85 процентов информации человек получает через зрение. Когда оно меняется, идет перераспределение органов чувств. Лучше слух становится.
Большинство людей, чувствуя, как горелым запахло, первым делом отключают звук у телевизора. Так они снимают нагрузку со зрения и лучше чувствуют запах. Так же и со мной. Когда к стене подходишь, чувствуешь давление от стены. Звук по-другому отражается, воздух не так давит.
Другая профессия
Когда пришел инвалидность получать, меня спросили: вы собираетесь дальше работать по своей специальности? Я там чуть со стула не упал. Это все равно, что человеку руки ампутировали, а его спрашивают: вы дальше по профессии будете работать, швеёй-белоручкой?
Ничего лучше, чем переквалифицироваться в массажиста, я не нашел. Я позвонил в медтехникум, там открывались курсы массажа. Узнав, что я незрячий, одна женщина-преподаватель сказала: давайте попробуем, мне самой интересно. Запретов на обучение не было, и меня взяли на коммерческие курсы. За два месяца я выучился на массажиста и нашел работу в студии загара. Потом у бабушки жены случился второй инсульт, так что я начал сидеть с ней, и до ее смерти я работал сиделкой. Такая была у меня новая профессия.