Чтобы послушать интервью в iTunes, кликните сюда.
S. Владимир, в одном из своих интервью вы давали рекомендацию спортсменам работать над тем, как они разговаривают. Я так понимаю, что у вас тоже была такая проблема, по крайней мере, по началу. Что вы делали? Учили стихи? Разговаривали с собой перед зеркалом? Скороговорки читали с орехами во рту?
В. Проблема с вербальным выражением была, но обошлось без скороговорок. Помню, как, активно тренируясь, выезжая на сборы, в очередной раз поймал себя на мысли, что наш внешний мир крайне ограничен. Мы шли на тренировку, возвращались, ели-спали, переодевались, снова шли на тренировку, возвращались, вечером во что-то играли. В этой однообразной рутине у тебя есть единственный вариант выхода энергии — выйти на старт и пробежать. Помню, что подумал, что теряю время, что я что-то читаю, но у меня нет возможности практиковать эти навыки. Хорошо говоришь и думаешь внутри себя, но во внешний мир ничего не выходит — ты экономишь звуки. Очень плохо говоришь, бессвязно.
S. Я так понимаю, вот эта внешняя экономия — в том числе была задача, которую тренеры перед вами ставили?
В. Во внешнем мире, во внешней жизни — это плохой фактор. Если хочешь развить вербальный аппарат, читай стихи, действительно, песни пой, что-то надо придумывать обязательно. Потому что профессиональный спортсмен, особенно в видах спорта на выносливость и индивидуальную работу, много времени проводит сам с собой. Замкнут внутри, в своем мире. Тогда я начал наблюдать, как профессиональные спортсмены дают интервью. И скоро понял, что некоторым вообще нельзя давать микрофон — лучше бы он молчал, потому что, как только человек открывает рот, рушатся все имиджевые иллюзии, которые были связаны с ним.
И сейчас я хочу поблагодарить спортсменов, которые плохо давали интервью, которые я слушал и понимал, что я точно не хочу таким быть.
Красной нитью через всю жизнь проходит учеба, и для меня это был хороший способ, в том числе, научиться говорить, правильно излагать свои мысли. Правильно задавать вопросы, уметь слушать эти вопросы, формулировать свои мысли.
S. Вы читали специальные книжки?
В. Книжки и наблюдения. Большое количество знаний мы можем получить от людей, с которыми общаемся, за которыми наблюдаем, слушаем внимательно и делаем какие-то выводы о том, хочешь быть таким, как этот человек, или нет. Хочешь ошибаться, как этот человек, или нет. Наблюдение и постоянная работа над собой привели к тому, что после завершения карьеры профессионального спортсмена я начал работать. А работа была связана исключительно с людьми, с общением на разных языках и с разными культурами. Это дало мощный толчок для развития.
S. В одном из своих интервью вы говорите: «В 1994 году методом проб и ошибок понял, что люблю маркетинг, и выбрал для себя образовательный путь, карьерный рост». Научите, как определиться с новым направлением для себя? Многие не сразу встают на верный путь, — что делали вы?
В. Все познается через любовь — к человеку, к ребенку своему, у взрослого — к делу, у ребенка — к хобби. В начале 1990-х, когда я заканчивал среднюю школу, можно было после 8 класса уйти в профессионально-техническое училище. И я выбрал как раз такой путь: получал профессиональные навыки и среднее образование. Родители сказали, что все, что связано с автомобилями, будет очень перспективно. В то время я полагался на рекомендацию родителей, они уж точно мудрее меня и такого визионерского склада мышления. Я три года учился в училище и занимался одновременно профессиональным спортом, биатлоном.
S. Это было в Эстонии?
В. Да, это было в Эстонии, в Нарве, небольшом городе на границе с Россией; наше училище находилось в шаговой близости от границы. Во время учебы я проходил практику на авторемонтной базе. По уши в грязи работал с грузовиками, менял рессоры, колеса, двигатели.
В какой-то момент я поймал себя на мысли, что мне, пожалуй, уже пора отдельную комнату выделять в доме, потому что от меня исходил запах, как от грузового автомобиля. Руки всё время чёрные, ничего не отмывается.
Я поразмыслил: кто-то, наверное, от этого получает удовольствие, но хочу ли я такую работу? Хотя я поймал себя на мысли, что здорово, что я получил этот опыт, закончил с хорошими отметками, параллельно успевал выступать на соревнованиях, в том числе за училище.
S. Речь идет о том, что вы состояли в юниорской сборной по биатлону?
В. Да. В общем, я подумал, что все складывалось хорошо. Но по этой профессии я работать не стану, потому что не хочу провести жизнь в таком состоянии — как поросеночек грязный. Хотелось другой работы, и прийти к этому через осознание определенного набора критериев. Можно выбрать путь профессионального спортсмена: чемпионаты мира, олимпиады. Но все равно это рано или поздно закончится, потому что придут молодые спортсмены, и тебе нужно будет делать выбор, в 25 — 30 лет.
S. Но ведь ваши родители профессиональные спортсмены, которые занимались обучением молодых ребят. Значит, есть жизнь после 30-40 лет у спортсмена.
В. Совершенно верно. Мама и папа выбрали карьеру профессиональных тренеров, поэтому я понимал, что в будущем карьера тренера будет востребована, но понимал также, что это путь неопределенный, не совсем моё. Я помню время, 1993-1994 год, я постоянно задавал себе вопрос, чем я хочу заниматься? Поиск ответа приводил к тому, что вырисовывалась картинка мира, и я пришел к выводу, что мне хочется работать в международной компании. Потому что смогу ежедневно практиковаться на иностранном языке и получать масштабные полезные знания.
S. Вы тогда уже знали какие-то языки?
В. У меня финский и эстонский были. Английский — очень базовый, и его крайне непросто было развивать без практики. Итак, во-первых, языки. Во-вторых, если компания международная, я смогу путешествовать, знакомиться с коллегами в других странах. Развивать себя не только через профессиональный опыт, но и открывать для себя мир через работу. Я пытался найти сильные стороны в себе — слабых-то навалом. Помню, как заметил, что мне нравилось что-то создавать, заниматься организацией процессов, мероприятий. Вообще, мне доставляло удовольствие собрать с нуля команду, обучить ее, запустить проект.
S. Как вы это поняли?
В. Я свою первую серьезную хорошую работу получил, когда мне было 20 лет. Помню, пришел к генеральному директору регионального представительства одного крупного бренда и сказал, что хочу у них работать. Он ошалел и поинтересовался: «А что, вы видели объявление о найме в мою компанию?» Я говорю, нет. Он спрашивает: а почему ты решил работать у меня? Я говорю, потому что в нашем городе именно ваша компания соответствует тем критериям, которые мне нужны. Вы работаете с международным брендом, да и сама по себе узнаваемая компания. Вы лидер в этой компании, вы работаете хорошо, красиво и профессионально. Через неделю он позвонил мне и сказал: еще раз приходи, поговорим.
S. А у вас были качества, которые отвечали критериям этой компании?
В. Нет. Когда я пришел, он мне сказал: мне нужен директор по продажам, будешь? Я говорю, буду. Опыта у меня не было никакого, я просто очень хотел работать в этой компании, с их имиджем и репутацией в целом.
S. Выходит, вы покорили их дерзостью и честностью?
В. Скорее всего, да. Но самое ужасное, что через две недели работы в этой компании её генеральный директор и владелец мне сказал: к сожалению, нужно провести сокращение — нам надо уволить дюжину человек. Я испытал шок, не спал три ночи, пришел к нему и говорю: «Как же так? Тут же женщины взрослые, у них семьи, они у тебя работают уже несколько лет! А я новый человек, и первое мое задание — это их уволить?» Он говорит, да, к сожалению. Для меня это был самый большой стресс за всю мою жизнь до сих пор, с точки зрения работы. Я, конечно, был враг номер один. Особенно потому, что я буквально за неделю до этого взял на эту работу своего друга, и он тоже попал в этот список увольняемых. Мы потом долгое время не разговаривали с этим товарищем. Сейчас отношения нормализовались, уже все взрослые люди, понимают, что это бизнес, детка. Это был один из первых уроков, которые я отгреб, как только погрузился в бизнес, — о том, что незаменимых людей нет. И это первое правило.
S. Вам приходилось испытать на собственном опыте, что незаменимых нет?
В. Конечно, абсолютно. Хорошо помню случай, когда в 2000 году уехал учиться в Норвегию на практику по линии той компании, где я работал в Эстонии. Это была сфера ритейла: супермаркеты и гипермаркеты. Я тогда отвечал за одно направление полностью — за создание департаментов, ассортиментную матрицу, набор и обучение людей, запуск этих отделов. Я тогда выиграл грант Совета министров северных стран.
И вот, до возвращения из Норвегии остается две недели, звонит мне мой босс и говорит: «У меня есть две новости: нашу компанию купили, и мы все уволены».
Я говорю, здорово, отличная новость. Он такой, ты что, с ума сошел? Я говорю, ты не представляешь, какой я получил опыт здесь в Норвегии, познакомился с огромным количеством людей. Включил установку, что вернусь, и буду совершенствовать английский язык. Это ведь был вызов самому себе — погрузить себя в условиях, где никто не говорит на твоем языке. И английский — это единственное связующее звено, чтобы хоть как-то начать общаться с людьми. Я прилетаю обратно в Эстонию, классно, настроение отличное. Прихожу увольняться, на меня смотрит босс и говорит: ты уверен? Я говорю, а выбор-то какой? После таких испытаний я был на сто процентов уверен, что я себя точно найду и реализую где угодно. Если нужно готовить, могу готовить. Надо крестиком вышивать — буду крестиком вышивать. Абсолютно не было расстройства и мыслей, что жизнь остановилась. Это была новая возможность себя реализовать.
S. В интервью вы часто говорите, что в возрасте пяти лет вы побывали на спортивных сборах и увидели, как между собой взаимодействуют «дяденьки» о 22 годах, и тогда поняли, что такое команда. Вы сами командный игрок?
В. Скорее всего да, но я не легкий игрок, я могу быть не очень комфортным, но я командный. Я убедился, что достигать результата гораздо проще и интереснее вместе с людьми, которые могут дополнять тебя более сильными компетенциями. Я людей подбираю в команду по четырем критериям: hard skills (например, нам нужен бухгалтер, и мы ищем человека, который хорошо в этом разбирается) и три soft skills, которые определяют человека и его потенциал. Представим, что мы ищем человека в спортивный стартап. Во-первых, человек должен быть общительный — при столкновении с форс-мажорами интроверт быстро замкнется и не расскажет про проблему; плюс клиентам нравится общаться с коммуникабельными людьми, а не молчунами. Второе — человек с контактами: я всегда спрашиваю, кого ты знаешь по рынку, кто знает тебя, и как это можно проверить. Такой человек быстрее начинает работать, вникает в суть задач. Третье — поскольку человек нужен в спортивный стартап, он или она должны заниматься спортом. Риск взять неправильного человека в том, что он будет либо долго вникать, либо не поймет специфики, либо никогда не был участником, а следовательно никогда не станет хорошим организатором. Важно проживать жизнь и участника, и организатора.
S. Стресс-погружение в работу по системе Станиславского! Кстати о стрессе. Вы как-то сказали о триатлоне: «Страх — чувство перманентное, это обязательное состояние, но оно делает нас лучшими». С каким страхом вы боретесь?
В. Хороший вопрос. Я страх тренирую, потому что это тренеруемое чувство. У детей оно практически отсутствует — когда они бегают и прыгают, они не понимают, что они могут споткнуться и упасть. У взрослого человека появляются шоры. Он понимает, что от каждого действия будут последствия. И чем ближе к старости, тем больше у человека этих барьеров, и постепенно ты сам себя изолируешь от всего интересного, что может происходить в этой жизни. Страх можно растренеровать. Через спорт можно раздвинуть границы, можно подавить страх, который появляется при постановке целей. Предположим, у вас предпринимательская цель: доля рынка, оборот, количество новых клиентов. С кем-то надо познакомиться, возможно, это клиенты абсолютно недосягаемого уровня, но тебе безумно нужно, ты это внутренне понял, с этими людьми общаться, вместе с ними развиваться и куда-то идти.
Вот этот страх неуверенности — он абсолютно победим. И даже если ни черта не получится, по крайней мере, ты предпринял попытку.
Понял, что не получится, и продолжил движение. Поэтому я пока не придумал имя этому чувству страха.
S. Однажды вы сказали: «В моей жизни были несчастные случаи, когда я на какое-то время оказывался обездвиженным, но мне не приходило в голову сдаться». О чем речь?
В. Это я помню очень хорошо. В августе 1996 года был один из случаев, когда вечером должен был уехать к клиенту и передать заказ. Я подъехал к своему товарищу забрать документы, мы вышли на улицу, встали около автомобиля, положили документы на багажник, начали их изучать, и в этот момент в нас на полном ходу врезалась машина. Нас вмяло в багажник. Мой автомобиль был на нейтральной скорости и просто отлетел вперед. Мы упали на асфальт. Эта машина наехала на нас и потащила вперед. Я был по левой стороне, мой друг — по правую сторону. Другу очень круто досталось, очень были тяжелые травмы, потому что он попал между автомобилем и бордюром. Меня постоянно затаскивало под переднее левое колесо и, когда я уже под машиной лежал, то держался рукой правой за бампер. Секунды длились очень долго — ещё чуть-чуть, и мне не вытащить эту руку. Но тут машина остановилась, и я понял, что вот он, второй день рождения.
Я так лежал, пока люди из проезжающих автомобилей не вышли на дорогу и не отодвинули этот автомобиль. Водитель, который на нас наехал, был в дрова пьяный, уснул за рулем. Он нас не увидел. Я осознал, что жизнь может оборваться в любую секунду. И ты даже не знаешь, откуда прилетит эта история. Единицы из моих тогдашних друзей в тот момент появились в моей жизни, кто-то поддерживал, остальные нет, и я быстро все это разложил, что есть друзья, есть хорошие знакомые и есть приятели. Но сильно не расстраивался, сказал, спасибо, что живой. Это был, конечно, ад. А главное, нам еще надо было доставить товар и документы. За мной приехал товарищ, и, не дожидаясь скорой помощи, погрузил меня на заднее сиденье, и мы уехали к клиенту.
S. То есть, вы, в крови весь…
В. Да, но я же обещал. Мой товарищ был в полном шоке, но поддался на эту авантюру и отвез. Мы всё выполнили, и через несколько дней я вернулся обратно. Восстанавливался два-три месяца. Был разрыв внутренних мышц бедра, пострадали икроножные; кости целы были, повезло. Первый этап восстановления был через велосипед — восстановление мышц прошло очень хорошо. Я уже тогда понял, что велосипед статичный на велостанке — очень хорошая история, чтобы укреплять мышцы ног.
S. Травма сказалась в дальнейшем на спортивных результатах?
В. Да не сильно. Потом еще был один инцидент, уже позднее, когда случайно водитель сбил. У меня тогда была велотренировка, — помню, водитель меня просто не заметил, выехал из потока, и я ему в лобовое врезался. Перелетел через машину, — было три ребра сломано, но я тогда еще меньше испугался, чем сам водитель: это был пожилой мужчина, и он вместе с бабушкой ехал на дачу, и пришлось даже им помогать, потому что там у дедушки чуть сердечный приступ не случился. Только через день я понял, что у меня сломаны ребра: делать глубокие вдохи было невозможно, и уж точно я просил ничего смешного мне не рассказывать. Все эти травмы это, знаете, как урок. Будь острожней, будь аккуратней, watch out.
S. Ваши слова: «Появление тренера и наставника в жизни это в том числе и дополнительная мотивация. Без тренера можно, но это будет дольше». Кто был первым наставником в вашей жизни?
В. Конечно, родители. Папа и мама. Они закладывали первое зерно самостоятельности. Это первый большой урок. В какой-то момент я понял, все, я буду жить один. Точно не помню, мне было лет 16. Сделал маломальский ремонт в квартире своей однокомнатной, позвонил маме и сказал: «Мам, я сегодня не приду вечером домой. — А чего? — Я решил жить один. — Ну, есть захочешь, знаешь куда прийти». Все. Предельно просто. Никто не умолял подумать еще раз, может быть не стоит. Хочешь — делай. Твоя жизнь, ты выбираешь. Но если тебе будет нужна помощь, ты знаешь, куда обратиться. Все. И это подарило мне чувство самодостаточности.
S. Что в 2007 году заставило вас после долгого, более чем десятилетнего перерыва, вернуться в спорт?
В. Персональная неудовлетворенность внешним видом и состоянием здоровья. Нужно было убирать лишние килограммы. Как только понял, по совету хорошей знакомой выбрал одну сеть фитнес-клубов, и стал ходить.
S. Про ваш первый старт в то время, супер-спринт триатлон в Москве, вы говорили: «Я предполагал, что могу плавать, ездить на велосипеде и бегать, но все оказалось не так просто, как я себе представлял. После гонки я пришел к тренеру и сказал, давай готовиться». А чего вы ожидали, собственно?
В. Ну слушайте, мы же люди, живущие в прекрасной стране, где все происходит силой мысли. Вот я тоже думал, что могу плавать, ездить на велосипеде и бегать. Теоретически я это умел делать, но нужно было еще и быстро тельце передвигать. А с этим была проблема. Я ходить умел, а бегать не очень. Вот я и оказался не удовлетворен результатом на финише. Пришел к тренеру и сказал: раз ты меня засунул во всю эту историю, давай теперь тренируй, показывай, как надо на самом деле. Я понял, что даже если любительский спорт был у вас в жизни когда-то давным-давно, это уже ничего не значит. Нужно заново входить в тему, понимать ресурсы свои, возможности, состояние организма, скорость восстановления, качество организма,— потому что зачем эти все адские нагрузки нужны, если это в одночасье может привести к фатальному происшествию. Сказал, что буду участвовать в соревнованиях, но осознанно, а не просто так. На спор не проходит.
S. Вот вы говорили: «Важно принять, что я не идеален с точки зрения знаний и физических качеств». В чем сегодня ваше осознание того, в чем вы не идеальны?
В. Глобально, если мы про тело говорим, нет вот этой скорости: тело выглядит не так, как в 20 лет. Если про интеллектуальную составляющую, каких-то знаний не хватает. Я общаюсь много и часто с молодыми людьми, вижу как они меняются, какие они другие. У них другое сознание, другая скорость, другая реакция. Общаюсь с более взрослыми людьми, если нужно мудрости получить. Они много рассказывают про то, как было раньше. Я думаю, это здорово, должен же быть мостик между людьми прошлого и будущего. Все наводит на мысль, а что я могу улучшить у себя. Я не трогаю свои слабые стороны — нет смысла инвестировать в них и делать что-то лучше. Пример. Лет десять назад все побежали в ценные бумаги, начали инвестировать. Я думаю, что это такое? Пойду разберусь. Прошел обучение, пара недель каких-то курсов, понял, что точно не мое. Пусть этим занимается другой человек, который хорошо в этом разбирается и может оказать профессиональную консультацию. Зачем я буду тратить на это свое время? Я получаю удовольствие и делаю лучше совсем другие вещи. Каждому свое. Осознание того, что ты не идеальный с точки зрения скорости и выносливости, — значит, надо нанять команду, которая скажет, как правильно эти качества развить.
S. Вы часто говорите, что в триатлоне нет плохих людей…
В. Потому что они там не выживают!
S. Но триатлон, как и занятия спортом — это же вообще для себя, а не для других. И есть, все-таки, определенная доля самодовольства от того, что ты это совершил. А это уже не совсем про хорошего человека, есть какое-то лукавство в этом. Вот поясните, пожалуйста.
В. Расскажу по порядку. Для начала, почему плохие там не выживают. Есть граница под названием «Я не могу». Как только вы достигаете границ своей выносливости, включается сила воли. И вот многие мужчины и женщины, которые преодолевают эти дисциплины или участвуют в соревнованиях в видах спорта на выносливость, — все абсолютно с этим сталкиваются.
Возникает первая мысль: сойти с дистанции. По жизни то же самое. Только в спорте ты можешь это растренировать, побороть это желание.
С каждым разом желание сойти с дистанции возникает позже: через пять, десять, сорок, 100, 150, 200, и так далее километров, в зависимости от того, насколько ты морально и физически готов преодолевать эти расстояния. Преодолев сто, тебе любая десятка покажется дистанцией ни о чем. Потому что ты знаешь, что десятка — это не сто. Вот сто — уже будет работа. И это осознание помогает людям. Поэтому я и говорю, что в триатлоне плохих людей нет, они там просто не выживают, ведь они всегда работают над силой воли.
S. Что есть характеристика плохого человека? Плохой — значит, слабый? Безвольный?
В. «Плохой» мы можем по-разному характеризовать. Плохой — тот, кто доставляет беду другим людям. И может быть, делает это неосознанно, потому что у него порог ценности или чувство добра просто отсутствует. И он даже не замечает, что на самом деле, это плохо.
S. Есть еще мнение, что плохой — это тот, кто только о себе и думает. И занятие триатлоном и другими видами спорта — оно как раз такое, оно про себя, не про других, зачастую.
В. Вопрос в том, кто занимается спортом — человек занимается триатлоном из эгоистичных соображений или каких-то иных. Это одна из опций, который выбрал для себя человек, и от этого только одному человеку хорошо. Но есть и другие. И это, наверное, зависит от стадии взросления, эволюционного развития самого человека и в том числе от его социальной ответственности. К примеру, бизнес может и должен быть социально ответственным. А человек? Может ли он и должен ли быть социально ответственным? Скорее всего, да. Если твоя по жизни миссия — сделать мир лучше во всем мире, тогда начни с себя. С маленького, микро-мира вокруг тебя. Общение с людьми приводит как раз к таким мыслям.
S. Как вы пришли к мысли о благотворительности через триатлон?
В. В 2012 году мой экс-босс мне совершенно четко сказал, что вообще не понимает, чем я занимаюсь. Зачем, говорит, ты ездишь на эти соревнования, зачем ты ездишь на эти «айронмены» и марафоны. На фига это нужно? Я говорю, мол, цели вперед, доказать, что ты это можешь. Он парирует: «Мне кажется, это ерунда какая-то». Я спрашиваю: «А что было бы правильным ответом на твой вопрос?». Он говорит, что, вот, если ты берешь дистанцию, посвяти ее людям, которым действительно нужна помощь. Если ты так сделаешь, я пять фунтов переведу тебе, подумай, кому ты можешь помочь, кому от этого будет хорошо. И я подумал: действительно, вот я трачу основной невосполнимый ресурс — время. Деньги — это инструмент, которым можно пользоваться. Есть деньги — вкладываешь. Много денег — хорошо, очень много — еще лучше.
Но, как сказал кто-то из великих, мне не хочется быть самым богатым покойником на кладбище. Поэтому великие и успевают что-то сделать за свою жизнь. Это изменение сознания привело к тому, что все проекты, которые мы делаем с партнерами, социально ответственны.
В том числе триатлон, в том числе IronStar. Мы стараемся помогать. В благотворительности нет большой или маленькой суммы — там есть помощь. И любая помощь важна. Пусть даже одна копейка, — это не ноль, как было вчера. Если удалось 100 000 собрать — здорово. Мы собрали, может, кто-то еще поможет. И вот так мы мир начинаем улучшать вокруг себя, и там, глядишь, это кому-то поможет. За последние 5 лет, благодаря спортивным вызовам, мы помогли 15 детишкам.
S. Здорово. Из еще одного вашего интервью: «Готов начинать с нуля. К нулевому результату внутренне готов. Главное, я сам сделал то, что хотел и планировал». Последний раз, когда вы что-то начинали с нуля в спорте?
В. Вот, пожалуйста, пятикратный Iron Man. Год назад мы сидели с моим тренером и планировали, что делать. Я озвучил идею. Она, конечно, покрутила пальцем у виска, но это было мое желание, и, самое главное, я получил поддержку с ее стороны — в конце концов, она сказала: здорово. И прибавила: если ты не против, могу ли я по-прежнему работать с тобой, потому что для меня это тоже новый опыт.
После начала подготовки, быстро понял, что пятикратный — совсем не цель, что это может быть только промежуточной целью. Мы быстро нарисовали план, и целью стал десятикратный Ironman.
S. Что не в ваших силах в спорте?
В. Я пока не знаю, у меня нет никаких ограничений. Вот честно. Тяжело крупное тело затащить наверх куда-нибудь. Например, горный трейл или шоссейные велогонки в горах. Это мне будет тяжело, но и даже это меня, в принципе, не останавливает. Если будет нужно, я готов, но осознанно это не выбираю, зная, что там будет мой худший результат.
S. А в жизни что не в ваших силах?
В. У нас у всех один долг в этой жизни — умереть.
S. Это не долг. Это неизбежность.
В. Это долг. Все остальное создано искусственно и лежит исключительно в плоскости того, насколько вы сознательный и законопослушный гражданин. Но в жизни все просто — она конечная вот и все. Вопрос только в том, что ты успеешь сделать за это время. Что ты успеешь сделать до своего срока годности. О чем будешь рассказывать своим внукам или другим людям. Будут ли у тебя эмоции, связанные с переживанием, преодолением, достижением, постановкой целей, каким-то личным опытом. Чем ты можешь быть полезен другим людям.
S. Вы получаете эмоциональную разгрузку от своей помощи параатлетам, людям с ограниченными возможностями?
В. Получаю огромный эмоциональный заряд от этих людей. Никто из них не хочет — и я с ними в этом согласен — чувствовать себя людьми с ограниченными возможностями. Это абсолютно здоровые нормальные люди, ментально, психологически. У них есть физическое ограничение, но психологически они гораздо сильнее большинства людей. Я получаю заряд положительной энергии, потому что среди них мало людей, которые опустили руки. Они все борцы, бойцы, они готовы двигаться вперед. Мне это нравится. У нас, например, Ксюша Выборных участвует в соревнованиях. Девочка, которая потеряла зрение. Но черт побери, она плывет. Она бежит, она едет на велике, она участвует во всех соревнованиях. Но как передать ей те эмоции от того, что происходит вокруг — когда мы проезжаем в горах, бежим вдоль моря!
У каждого из параатлетов есть какая-то своя история. Слушая их, понимаешь, как они мотивируют многих здоровых людей, которые не способны пятую точку оторвать от дивана.
Когда у нас первый параатлет пришел в IronStar, мы спросили других участников, комфортно ли им выходить на линию старта с пара-атлетами? 99 процентов сказали: это супер, пусть они будут вместе с нами, потому что они нас мотивируют. Сейчас на каждом старте IronStar по 30 человек разных категорий. Колясочники, слепоглухие. У нас сейчас участвовал первый человек в мире парень, который и не видит, и не слышит. Или Сергей Бурлаков. Человек мира, у которого нет рук и нет ног. Но он и плыть может и он участвует в велогонках и у него черный пояс по карате. И он пробежал Нью-Йоркский марафон. Смотришь и думаешь, ребят, вот это герои нового времени. Но общество у нас такое. Чтобы вы понимали, количество людей в России, причисленных к категории с ограниченными возможностями, это 12 миллионов человек. Это больше, чем бегунов, плавцов, триатлетов, кого угодно. Вы как часто видите этих людей?
S. Их нет, города не приспособлены для них вообще.
В. Они invisible. Вот через спорт, через кибатлетику, через триатлон можно увидеть вот этих ребят. Жизнь, город не приспособлены дороги для активной жизни этих людей. Вот в Европе захожу в супермаркет и вижу, эти люди заняты на обычной работе. Здорово — понимаешь, что в этом супермаркете вертикаль отстроена. Социально ответственный бизнес. У нас где вы такое видели? Нигде.
S. Заключительный вопрос. Вы говорите, что «бегают активные граждане, неспокойные души, которым нужна какая-то движуха, они против маразма, они хотят жить лучше». Можно ли сказать, что занятия спортом это проявление гражданской активности?
В. Ну, это как-то слишком на уровне государства. Думаю, что спорт — это, в первую очередь, проявление себя как человека. Неспроста многие на вопрос, «зачем ты занимаешься спортом?» отвечают: потому что чувствую, что я живу. В эти выходные я бежал полумарафон в Тбилиси. Рядом со мной бежала девушка. Первый полумарафон в ее жизни. Специально приехала из Москвы туда, потому что солнце, еда, хорошие добрые люди. То есть едут за эмоциями. Разговорились: в обычной жизни работает в крупной компании, крупный коллектив, какие-то стрессы.
Еще один вывод: в офисах нет героев. Все размазано. Ответственность перекладывается друг на друга. Мы узнаем, что у нас в офисах появляются герои, когда мы узнали, что этот человек еще что-то может. Пробежать, проплыть, слетать в космос.
Проявиться как человек, а не робот. Спорт — это окно в яркие эмоции; познание мира, в том числе путешествия, знакомство с новыми людьми доставляет тебе схожие эмоции. И этот человек может просто поделиться своими эмоциями, потому что ему классно и хорошо от того, что он делает. И, может быть, на кого-то это повлияет. Может быть, и он скажет: пойду тоже побегаю. Займу активную жизненную позицию.
На Владимире: футболка, куртка и шорты adidas. Обувь — собственность героя. Одежда для съемок предоставлена магазином Stride Running Store.